Надо думать, в это холодное сердце проникли кое-какие лучи раскаяния, и, возможно, кузен ступил на путь к тому, чтобы стать достойным фамилии Бэстейбл. Очень на это надеюсь, хотя, мне кажется, на пути этом Арчибальду придётся совсем не легко. А может, вообще ничего не выйдет. Попробуйте смыть с леопарда пятна.

И всё же я помню: из ванной он вышел радикально-синим, но постепенно краска, на вид несмываемая, с него сошла. Возможно, и глубины души со временем очищаются от тёмных пятен. А вот ванну от краски так и не отмыли, что, как мне кажется, сильно раздражает нашего доброго индийского дядю.

Глава 4

По воде в Китай

Я считаю Освальда очень скромным мальчиком. Тем не менее он вполне сознаёт, насколько живым и изобретательным умом наделила его природа. И отец его с дядей Альберта тоже сознают. Автор однажды слышал их разговор об этом. Продуктивные замыслы и далекоидущие идеи рождаются у него в голове с той же лёгкостью, с какой другие думают о каких-нибудь пустяках.

И вот, осенённый однажды очередным потрясающим планом, Освальд уже собирался для его осуществления держать совет с братьями и сёстрами, когда отец огорошил нас сообщением о приезде незнакомого кузена, с которым, как выяснилось, лучше бы нам и не знакомиться.

Но когда богини судьбы, Парки, спряли нить его тяжкой участи и кузен был окрашен в радикальный тёмно-синий цвет, а затем нас покинул, настало время снова вернуться к идее Освальда, которая не была им забыта.

Выражение «верность цели» всегда приходит на ум, когда я думаю о характере этого юного героя. Его братья Дикки, Ноэль и Г. О. тоже по-своему герои и чему-то там своему, вероятно, верны, но уж так получилось, что пишущий эти строки знает о внутреннем мире Освальда куда больше, чем о душевных сферах остальных.

Однако, мне кажется, я чересчур далеко уклонился от основной темы, а потому спешу к ней вернуться.

Итак, Освальд направился в общую комнату и обнаружил там остальных за разными занятиями. Ноэль и Г. О. играли в «уголки». Дора обклеивала серебряной бумагой коробки, чтобы после в них положить конфеты для какого-то школьного праздника. Дикки возился с картоном, сооружая модель нового гребного винта, которую изобрёл для океанских лайнеров.

У Освальда было полное основание их прервать. Дора явно уже чересчур заработалась, что ей вредно. Игра в «уголки» всегда кончалась скандалом, а мнение своё о гребном винте Дикки я вообще предпочту сохранить при себе. Ну, Освальд и объявил:

– Я хочу собрать совет. Где Элис?

Все ответили, что не знают, и торопливо добавили, что без неё совет собирать, конечно, нельзя. Но решительная и непреклонная натура Освальда мириться с таким положением дел не желала, поэтому он категорически потребовал от Г. О. бросить игру и идти на поиски Элис.

Г. О. – самый младший наш брат, о чём всегда должен помнить и не артачиться, когда получает от нас поручения. Вышло, однако, так, что он как раз побеждал в игре, и Освальду стало ясно: возникнут осложнения. «Большие осложнения», как пишет обычно в подобных случаях Киплинг.

Освальд уже собрал в кулак свою волю, готовясь к стычке с Г. О., так как решительно не собирался терпеть глупых заявлений, что Г. О. не пойдёт искать Элис, сколько ему ни приказывайте, но тут пропавшая дева сама влетела в общую комнату с явными признаками тревоги на челе.

– Кто-нибудь видел Пинчера? – торопливо осведомилась она.

Мы все ответили:

– Нет. Со вчерашнего дня.

– Ну, тогда, значит, он потерялся, – дрожащим голосом произнесла Элис, и лицо её скривилось в гримасе, которая означает, что через мгновение человек разрыдается.

Все взвились на ноги. Ноэль с Г. О. моментально забыли о своей дурацкой игре. Дору с Дикки судьба Пинчера тоже встревожила куда больше никчёмной возни с коробками и гребными винтами. Потому что Пинчер – это наш фокстерьер благородных, чистых кровей, который делил с нами все радости и беды ещё с той поры, когда мы были искателями сокровищ и жили в честной бедности на Льюишэм-роуд.

Что же касается Освальда, то его юному верному сердцу и богатый блэкхитский особняк, со всем чудесным его содержимым, включая чучело лисы, поедающей чучело утки за стеклом витрины в холле, и даже совет не были настолько дороги, как старина Пинчер.

– Я хочу, чтобы мы все пошли искать его, – сказала Элис и, подкрепляя слезами скорбную гримасу, залилась в три ручья. – Ох, Пинчер! – восклицала она сквозь слёзы. – Вдруг с ним что-то случилось? Дора, возьми мои пальто и шапку! Ой-ой-ой-ой!

К тому времени, как мы все надели пальто и шапки, она сумела обуздать своё горе, сведя его к шмыганью носом, и всё благодаря Освальду, который очень по-доброму сказал сестре, что, если она не прекратит свои завывания, мы её с собой не возьмём.

– Пошли на пустошь, – предложил Ноэль. – Он обожал там рыться, дорогой, нас покинувший пёс!

Мы и пошли. И каждого встречного спрашивали:

– Извините, пожалуйста, вам, случайно, не попадался белый чистокровный фокстерьер с одним чёрным пятном на глазу, вторым на хвосте и бежевым на правом плече?

И все отвечали: «Не попадался», с той только разницей, что некоторые произносили это вежливее, чем другие.

Но какое-то время спустя мы увидели полицейского, и он нам сказал:

– Да, видел. Вчера вечером во время обхода. Именно такого, как вы говорите. Только его вели на верёвке. Парнишка какой-то. И пёс вроде как упирался. Ну, будто не хотел с ним идти.

И полицейский ещё уточнил, что шли они в сторону Гринвича. Мы двинулись туда же, и у нас уже меньше сосало под ложечкой, потому что теперь появился шанс Пинчера отыскать.

Нам только было весьма удивительно, почему полицейский не освободил нашего пса, когда увидел, что тот не хочет идти с пареньком. Но полицейский ответил, что это не его дело.

И мы опять шли и спрашивали у всех, не видел ли кто паренька с фокстерьером высокопородных кровей, у которого на одном глазу чёрное пятно и так далее.

Два человека видели. Собака, по их словам, шла за пареньком неохотно, а значит, решили мы, это была та самая парочка, о которой нам говорил полицейский.

Мы двинулись дальше через Гринвич-парк и не остановились даже возле Морского колледжа. А ведь там, на тренировочной площадке, стояла модель корабля в натуральную величину, на которой курсанты осваивали премудрости судоходства. Освальд готов был пожертвовать